«У косого Егорки глаз шибко зоркий. Одна беда – глядит не туда. Или 1000 слов на околоюридические темы.»
*Однажды Фриц Пёрлз (один из основателей гештальт-терапии) сидел и курил под табличкой «Не курить». Студенты из его группы подошли и спросили: «Что даёт вам право курить там, где нам нельзя, Фриц?» Медленно, разделяя слова с удовольствием выдуваемыми колечками дыма, Фриц ответил: «Я ни _имею права курить_, ни _не имею права курить_. Я просто курю».*
Мне всё явственней представляется, что право – штука не только абстрактная, но и абсолютно мёртвая. В том смысле, что оно выглядит как набор словесных конструкций, или как сети из слов, которые мы пытаемся искусственно набросить на живой, постоянно изменяющийся мир во всем его многоцветном разнообразии. «Абстрактное»… Вслед за Пёрлзом можно спросить: не покажешь мне своё «право на жизнь»? Где оно? Есть жизнь, можно жить, я живу, но «иметь право на жизнь», как и на всё остальное – умозрительная конструкция, не больше.
Эти словесные сети могут быть более или менее удачным, регулирующим некоторые отношения, инструментом, но они, конечно, просто не могут соответствовать реальности, отражая лишь её тошнотворно убогий, урезанный, пресный, как маца, вариант.
Быть настоящим юристом – значит, в каком-то смысле изо дня в день играть в скучнейшие шулерские чёрно-белые шахматы, где третьим и единственно возможным цветовым развитием черного и белого есть ТОТАЛЬНЫЙ СЕРЫЙ ЦВЕТ. Чёрная клетка, белая клетка, пошлые серые фигуры, бесконечные ходы конём, эти пешки своё отыграли (их прочь с доски), а этого офицера два хода назад тут, кажется, не стояло, «вам шах», а «вам мат»… не устраивает? – без паники, мат подлежит обжалованию в вышестоящих инстанциях. К счастью есть «фигуры» безусловно добрые и порядочные; что о них скажешь? Им радуешься. Гораздо веселее наблюдать игры пафосных деловитых, исполненных дутого достоинства псевдоинтеллектуалов (это если повезло с собеседником), до жути самоуверенных, лощёных и показушных, любующихся собой и гремящих, как пустые алюминиевые бидоны…
О, эти бодрые крысиные бега плюс плохо скрываемое желание меряться достижениями во всех сферах жизни! (вплоть до длинны… ну вы поняли) Особо забавляет вот что: чем интимнее вопрос – тем спектакль и показуха явнее. Примеров сколько угодно. Осмотритесь. Невероятное количество «выпукло-православных» юристов, выпячивающих свою веру на общее обозрение, нарочито обсуждающих свои «духовные искания» при любом удобном случае. И это при том, что вера и религия – одни из самых личных и сокровенных тем. Казалось бы: это только твоё и ничьё больше. Ничего похожего – как можно больше людей должны осознать насколько ты «духовная личность», а именно увидеть: как ты постишься, крестишься, запасаешься святой водой, молишься, купаешься в проруби на Крещение, цитируешь Экклезиаста, смиренно (но обязательно вслух) прощаешь врагов своих. Желательно также чтобы все вокруг в подробностях узнали, какая истинная благодать накатывает на тебя перед ликом, к примеру, Серафима Саровского на иконе. То же самое статусное потребление напоказ, «conspicuous consumption», только в другой плоскости. В «Empire V» Пелевин это описывает великолепно: «…престижное потребление напоказ в области духа. Главная мысль, которую человек пытается донести до других, заключается в том, что он имеет доступ к гораздо более престижному потреблению, чем про него могли подумать. Одновременно с этим он старается объяснить окружающим, что их тип потребления гораздо менее престижен, чем они имели наивность думать. Этому подчинены все социальные маневры. Больше того, только эти вопросы вызывают у людей стойкие эмоции. …ничего другого в людях ты не встретишь, как не ищи. Меняться будет только конкретный тип потребления. Это может быть потребление вещей, впечатлений, культурных объектов, книг, концепций, состояний ума и так далее». Пафос и чувство превосходства почему-то нагляднее выражаются именно у юристов.
Добро пожаловать на плоскую чётко разлинованную доску, на которой нет места ни фиолетовому ферзю, ни радужной пешке. Здесь иногда случаются интересные партии, и всё же…
Это не стихи, не литература, не песня, не беседа живых людей наконец. Это, к сожалению, механика. Слово, не «пропущенное через сердце», слово Закона, в котором изначально, бесстрастности ради, (иначе это не право по определению) отсутствует чувство – мертво. Оно разит (лично мне) формалином. Да и толкование, применение такого слова чем-то смахивает на препарирование мертвого тела, вскрытие, аутопсию. А кто сказал, что анатомия неинтересна? Но те холодные человеческие оболочки в моргах хотя бы жили раньше! Закон же по-умолчанию беспристрастен с первой своей буквы, он «не знает, не должен знать» чувства – это мертворождённая сущность.
Ничего-ничего, мы мастера процессуально-ритуальных дел: немного ретуши, пудры и грима (а вот тут даже пришить кой чего для пользы дела не грех) – и наш «покойничек» хоть жени! Ну просто «обсоси гвоздок», какой замечательный кадавр!
Как будто этого мало, так нет. Современная (а может, так было всегда) деятельность юриста к тому же ещё и шизофренична, т.е. расщеплена изнутри. И это, пожалуй, самое страшное. Расщепление проходит аккурат по самому человеку и выражается оно вот в чём: этика, нравственная чистота, справедливость, которые по идее и есть суть права, которые должны быть в каждом шаге и слове юриста – это декларация, фасад, стразы, фикция, дымок, хотя и прописаны, где только возможно. На деле же каждодневный профессиональный «подвиг» украинского юриста – это удивительная попытка примирить в самом себе две необходимости: во-первых, громко и эффектно заявлять о «высоких правовых принципах», как основном движущем мотиве своего действия; во-вторых, необходимость при случае (для пользы дела и клиента опять же) спокойно, не дрогнув, переступить и через этику, и через нравственность, и через справедливость. Именно готовностью и умением ханжески, относительно безопасно для психики, соединить в себе эти два, казалось бы несоединимых, подхода, в конечном счёте и определяется профессиональная эффективность нынешнего законника. (к слову, христианские ценности юриста в эти моменты также молчат, их, по-видимому, можно легко примирить с лукавством) Очевидно – чем «деревянней», нечувствительней человек, тем легче и безболезненней этот компромисс внутри себя ему даётся. Правда, без последствий это не проходит ни для кого (стоит лишь присмотреться), что бы вы мне не возражали. Позже пойдёт попроще, как говорится, по накатанной – маска становится лицом.
Это навязчивое липкое ощущение лицемерия…откуда оно? Может, никак не повзрослею? То есть никак не стану таким же… «гибким», как другие? В таком случае – не знаю, сожалеть об этом или радоваться. Я, вероятно, наивнейший человек. Мириться с лицемерием вкупе с манипуляторством в себе и окружающих легче, чем с наивностью – они не так раздражают, поскольку «свои», привычны и обычны.
Какой-то «чернушный» вышел взгляд на профессию. И всё-таки тот, кто примет этот текст за позёрство и морализаторство, крик души, манифест отчаяния, – ошибётся в главном. Каждый идёт своей дорогой… Просто никто не обязан стараться, стремиться быть эффективным в том, чего не любит.
Как и всегда, я серьёзен лишь отчасти. Это всего-навсего моё сегодняшнее не_радужное настроение сродни темным очкам. Завтра я их сниму, широко улыбнусь «родному» корпоративному идиотизму, и (пока ещё) пойду в суд, как ни в чём не бывало…
